Роберт ТАЙН

КРАСНАЯ ЖАРА

Глава 1

Двое офицеров московской милиции, Иван Данко и напарник его Юрий Огарков, покинув холодную заснеженную улицу, вошли в ветхое здание на Потемкинском проспекте, что в старой части города. Некогда улица эта была цветущей и богатой, но позже, за годы войны и разрухи, изрядно подизносилась. В доме расположился спортзал — старый, небось ещё дореволюционный, подумал Данко; и припомнился знаменитый лозунг Ленина о том, что мир нужно переделать огнём и железом.

А мир огня и железа здесь царил, пожалуй, как в никаком другом месте. В огромном помещении, среди горячего сырого воздуха, среди пара и запаха пота, гигантские мускулистые мужчины и женщины равной им — а подчас и более внушительной — комплекции стонали и кряхтели в тяжёлой битве с древними спортивными снарядами.

До дрожи мышц состязались они с массивными железными чушками, толкали громадные штанги и с грохотом швыряли их обратно на разбитый деревянный пол. Казалось, что вся комната просто закована в металл. Толстенные древние трубы, змеясь вдоль стен и опутывая потолок, с грохотом несли горячую воду и пар, питая допотопные клёпанные резервуары, в которых тяжеловесные атлеты обоего пола мокли в кипятке, словно рептилии в болоте.

«Мир огня и железа», — снова подумал Данко. Стражи порядка сдали одежду дряхлому гардеробщику у входа. Старик даже не глянул на налитое, мускулистое тело Данко. Силачи были здесь делом привычным. Юрий, не столь массивный и мускулистый, как его спутник, повесил на шею полотенце. И хотя он тоже был человеком крепким и в бою опасным, но рядом с Данко и прочими населявшими зал горообразными существами выглядел невзрачно. Когда пара милиционеров вошла в спортзал, древний бойлер грохотал, словно гром, предсказывающий великую бурю. Щели его изрыгали пар. Котельщик, чьё говяжьего цвета лицо было перемазано смесью пота и гари, поднял взгляд от топки и уставился на Юрия и Ивана. В громадном своём кулачище он сжимал металлический прут — как видно, кочергу. И угрожающе покачал ею. Ментов он с первого взгляда распознал — а тут их не любили.

Но Данко словно и не заметил его.

— Они тут, — сказал он Юрию. — Нюх у меня на них. Юрий кивнул. Переводя взгляд с тела на тело, он выискивал среди них Виктора и его головорезов.

— В парилке?

Данко кивнул и двинулся к двери в дальнем конце помещения. Огромная, нагая, напоминающая Атланта фигура, высоко подняв над головою трехсотфунтовую штангу, пыталась удержать её в таком положении. Когда Данко поравнялся с ней, фигура решила прекратить борьбу и штанга с треском рухнула на пол прямо под ноги Данко. Но тот перешагнул её, не моргнув и глазом.

Милиционеры вошли в парилку. Кто-то плеснул горячую воду на груду раскалённых камней, заполняющих стоящую посреди комнаты облезлую жаровню. Густой и влажный пар окутал душное помещение, словно плотная туча. Сквозь пар Данко различил мужские и женские фигуры, развалившиеся на гладких сосновых скамейках. Они выжидательно вглядывались в пар, рассматривая мощные формы пришельца с любопытством, как театральные зрители, ожидающие поднятия занавеса перед первым актом.

— Легавые, — сказал кто-то, как бы констатируя факт. Данко взглянул на него. Он знал это лицо из материалов о Викторе и его банде. Николай, торговец наркотиками, убийца, вор, и вообще хулиган. Да наверно, ещё и сводник. Данко с Юрием с удовольствием отправят его, куда следует. Но это попозже. Сейчас игра покрупнее.

— Он сказал, что вы из милиции, — произнёс другой голос из тумана. Данко посмотрел туда. Это Владимир, по кличке Хиппи. У него было широкое, почти восточное лицо и плечи такой ширины, что на них, пожалуй, можно было взгромоздить и автобус. Его густые чёрные волосы торчали во все стороны. Толстую шею кольцами окружали складки жира, наполовину скрывая под собою серебрянные и золотые цепочки.

— Я сказал: он говорит, что вы из милиции.

— Я литейщик, — ответил Данко. — Из Кирова. Хиппи залыбился во весь свой толстогубый рот:

— Далековато от дома, — он неуклюже подковылял к Данко и стал рассматривать его руку, изучая её, словно врач. — Только ручонки-то не литейщицкие.

— Иди на… — рявкнул Данко. Лицо у толстяка потемнело:

— А мы посмотрим, кто ты такой. Небольшая проверочка, правда ли ты к литью-то привычный.

Сидящие на скамейках подались вперёд, вглядываясь сквозь пар. Сейчас будет интересно.

— Николай, — крикнул Хиппи. — А ну-ка, подогрей нашего дружка из Кирова.

Николай осклабился. Он поднял железные щипцы и выбрал в жаровне камень, отыскивая его со всей старательностью ребёнка, выбирающего конфетку в коробке. Он держал камешек в щипцах почти как лакомство. И протянув его Данко, поднёс ко все ещё вытянутой руке Ивана.

А тот не отводил взгляда от ухмыляющейся физиономии Владимира. Данко понимал, что происходит, и готовился к боли, стремясь ничем не выдать своих эмоций. Он сосредоточил всю свою ненависть в глазах и не отрываясь смотрел на Владимира, словно питая свои силы отвращением к этому человеку.

Владимир с садистской тщательностью распрямлял ладонь Данко, отгибая его пальцы.

— Не бзди, — сказал он со смешком. То есть не будь трусом. Он говорил, словно с ребёнком, ожидающим укола. — Если ты работал литейщиком, то ведь привык к жаре. Так что ничего даже не почувствуешь.

Он посмотрел в лицо Данко и щёлкнул пальцами. Николай ухмыльнулся и опустил раскалённый камень на ладонь Ивана.

Боль пронзила все тело Данко, когда камень коснулся его ладони. Словно раскалённая стальная перчатка сжала его руку. Странная тишина наполнила комнату, когда глаза Данко вспыхнули, губы искривились, а челюсти сжались, словно тиски. Даже звуки, доносившиеся из спортзала, казалось, притихли, когда он боролся с болью. Он не сказал ни слова.

Данко сжал пальцы, соединяя ладонь в огромный кулак. Он вонзил четыре пальца в ладонь и замкнул их пятым — так, словно старался выжать жар из камня и боль из руки. Борясь со страшным желанием закричать, он медленно поднял кулак к подбородку и остановил его там, словно заполняя пространство, отделяющее его от Владимира. Суставы его становились белее камня, когда он сжимал их все сильнее и сильнее, вырывая из камня горячую боль.

Вопреки своему желанию, Владимир смотрел — смотрел удивлённо и испуганно. Ведь этот мент не издал ни звука. В груди у Владимира зародилось беспокойство — а за ним и страх.

Боль и ненависть соединились в мозгу Данко в единую взрывную смесь. Затем она воспламенилась и разлилась по его мускулам жгучей огненной жидкостью. И, наполненный взрывной силой, гигантский кулак рванулся вперёд, со скоростью молнии поражая челюсть Владимира. Сила удара, которая, казалось, оторвёт тому бороду, словно фальшивую, швырнула Владимира на тонкую сосновую стенку парилки. Все триста фунтов тела бандита обрушились на деревянную перегородку, проламывая её наружу. Парилка вдруг залилась ярким, белым, отражённым снегом, светом.

Владимир закричал, когда его разогретое тело вылетело на холодный, морозный воздух. Он зашатался на крошечном балкончике за стеной, и глубокий слой покрывавшего балкончик снега сковал его мозолистые ноги. Но он понимал одно. Он не вернётся обратно, чтобы снова встречаться с этим полоумным. Раздетый, страдая от холода и боли, он перепрыгнул парапет и опустился на снег с шестиметровой высоты. Но не успел он ещё коснуться земли, как Данко вылетел вслед за ним. Не размышляя ни секунды, огромный милиционер прыгнул с балкона, крича от ярости и злости.

Владимир подскочил и успел перебросить Данко через плечо, когда тот обрушился на него. Но Ивану удалось захватить длинные волосы Хиппи и он крутанул их с такой силой, словно пытался сорвать с того скальп. Затем рванул его к земле и со всех сил ударил кулаком. Несколько зубов во рту Владимира хрустнули и обломились. Он закричал от боли, посылая бессвязную смесь ругательств и проклятий.